По мере того как продлевается вынужденное пребывание Лавкрафта в Нью-Йорке, его отвращение и его страх разрастаются вплоть до того, что достигают пугающих пропорций. Так, он пишет Белкнап Лонгу, «нельзя говорить спокойно о проблеме монголоидов в Нью-Йорке». Далее в письме он заявляет: «Надеюсь, что конец положит война— но не ранее, чем наш разум полностью раскрепостится от гуманитарных цепей сирийского суеверия, наложенных Константином. Итак, покажем нашу физическую мощь, как мужи и арийцы, осуществим научную массовую депортацию, от которой будет нельзя уклониться и после которой не будет возврата». В другом письме, выполняя зловещую функцию предтечи, он ратует за газ циан. Возвращение в Провиденс ничего не поправит. До своего пребывания в Нью-Йорке он даже не подозревал, что в улицы и этого очаровательного провинциального городка могут вкрадываться инородные существа; он, так сказать, с ними пересекался, их не видя. Но теперь его взгляд обрел мучительную остроту; и вплоть до тех кварталов, которые он так любил, он обнаруживает первые пятна этой «проказы»: «Возникающие из различных отверстий и влачащиеся по узким тропкам смутные очертания и, однако, принадлежащие органической жизни...» Мало-помалу, однако, затворничество от мира окажет свое действие. Избегая всякого зрительного контакта с племенем инородцев, он смог слегка успокоиться; и его преклонение перед Гитлером пошатнулось. Хотя поначалу он видел в нем «стихийную силу, призванную возродить европейскую культуру», он придет к тому, чтобы считать его «честным шутом», потом — признать, что «хотя его цели по сути и святы, нелепый экстремизм его нынешней политики рискует повести к разрушительным результатам и противоречию с исходными принципами». Наряду с этим, правда, реже звучат призывы к резне. Как он пишет в одном из писем, «либо их прячут, либо их убивают»; и он постепенно приходит к тому, чтобы считать первое решение предпочтительным, особенно в результате пребывания на Юге, в гостях у писателя Роберта Барлоу, где он с изумлением наблюдает, что поддержание строгой расовой сегрегации может позволить белому культурному американцу непринужденно себя чувствовать в среде с высокой плотностью черного населения. Само собой разумеется, уточняет он для своей тетушки, «на курортах Юга неграм не разрешается выходить на пляж. Можете ли вы себе представить тонко чувствующих людей, купающихся бок о бок со сворой сальных шимпанзе?» Для гордого, светлокожего представителя нордической расы не достойно прозябать единственно среди низкорослых косоглазых трещоток с грубыми методами и чуждыми эмоциями, которых он ненавидит и презирает каждой клеткой своего организма, как млекопитающие ненавидят и презирают пресмыкающихся, инстинктом древним, как сама история, - и так закат Нью-Йорка как американского города будет неизбежен. Между тем все, что нужно делать, - это избегать личного общения с вторгающимся материалом - тьфу! От них становится не по себе, как будто жмет обувь или как будто колется шерстяное нижнее белье. Опыт научил остатки американского народа - о чем он даже и не думал, когда первые идеалисты открыли путь отбросам, - что не существует такой вещи, как ассимиляция расы, чья взаимосвязь с нашей историей так слаба, чьи основные эмоции столь противоположны нашим и чей физический внешний облик столь отвратителен нормальным членам нашего вида. Действительность заключается в том, что азиатская раса, ослабленная и протащенная через нечистоты несчетных столетий, не может соприкасаться с гордой, деятельной и воинственной нордической расой как эмоционально равная. Может, они и хотят этого, но не могут: их духовные чувства и взгляды прямо противоположны. Ни одна раса не может оставаться беззаботной, когда ей противостоит другая… Восток против Запада - они могут проговорить целую вечность, так и не узнав, чем же в действительности является их оппонент. Большинство современных евреев безнадежно, если говорить об Америке. Они - продукт чуждой крови, наследуют чуждые идеалы, побуждения и эмоции, которые навсегда исключают возможность массовой ассимиляции. С нашей стороны существует бросающее в дрожь физическое отвращение к большинству представителей семитов, и когда мы пытаемся относиться к ним терпимо, мы либо просто слепы, либо лицемерим. Два столь противоречивых элемента никогда не смогут построить одно общество: чувства подлинной взаимосвязи не может быть там, где затрагивается столь непомерное несоответствие наследственных воспоминаний, - так что, где бы Вечный Жид ни странствовал, ему придется довольствоваться своим собственным обществом, пока он не исчезнет или не будет уничтожен в результате внезапной вспышки физической ненависти с нашей стороны. Я чувствовал себя вполне способным перебить десяток-другой, когда ездил в переполненном вагоне Нью-йоркской подземки. Граница проведена явственно, и в Нью-Йорке она может даже перейти в новую сегрегацию, ибо здесь проблема принимает самую отвратительную форму, пока омерзительные азиатские полчища таскают свои грязные туши по улицам, где некогда ходили белые люди, выставляют свой гнусный внешний вид, извращенные лица и чахлые формы - пока мы не будем вынуждены либо перебить их, либо эмигрировать сами, либо пока не окажемся, заходясь истерическим смехом, в сумасшедшем доме. Поистине, можно сказать, что настоящая проблема существует лишь в Нью-Йорке, ибо только здесь вытеснение обычных людей так дьявольски заметно. Такова смертельная болезнь Нью-Йорка. Проблема нашей Новой Англии, хотя и не столь отвратительная на поверхности, тем не менее достигла удручающих размеров, ибо в то время как Нью-Йорк затоплен азиатами, наши улицы наводнены едва ли менее нежеланными латинянами - низкосортными южными итальянцами и португальцами и крикливой напастью франко-канадцев. Эти элементы сформируют обособленную римско-католическую культуру, враждебную нашей, объединившись с ирландцами - которые, пребывая в крайне неассимилировавшемся состоянии, являются сущей чумой Бостона. Многие из этих рас могли бы ассимилироваться - например, нордические ирландцы из Восточной Ирландии и те из франко-канадцев, кто имеет нормандское происхождение, - но процесс будет очень медленным. Между тем разделение и обоюдная враждебность должны сохраняться, хотя у нас много меньше того бросающего в дрожь и бесящего физического отвращения, что превращает Нью-Йорк в ад для чувствительного представителя нордической расы… Вообще, Америка создала из своего населения полную неразбериху и заплатит за это слезами посреди преждевременной гнилости, если только вскорости не будет что-то предпринято… Не допуская стай средиземноморского и азиатского сброда, что нынче сочатся и ползают по всему ландшафту, мы могли бы почти полностью избавиться от того самого чувства нестерпимого отвращения, которое теперь вызывает у нас иностранное имя… В нациях, так же как и в обществе, сходство является основополагающим принципом. Что до меня, то мне дурно от представителей богемы, ходячего хлама, помешанных и плебеев - всяких К. М. Эдди, подхалимов, помесей и т. д. Какое-то время они забавляют, но потом начинают страшно действовать на нервы. Люди действуют на нервы, когда они обладают отличающимися воспоминаниями, живут по отличающимся нормам и лелеют отличающиеся цели и идеалы.
|