Интересоваться современной российской политикой дело неблагодарное. Но даже там можно обнаружить кое-что необычное. Так, почему высшие представители Системы никогда не называют А.Навального по имени? Или почему часть российских либералов, вопреки Локку, относятся к населению «этой страны», как к абсолютному онтологическому врагу? Это и другие наблюдения раскрывают удивительное архаичное мышление российской политической тусовки.
Что такое архаическое мышление? Это мышление, стоящее на дологических позициях, которое делает упор на сопричастие и подобие. Об этом писали классики: Фрэзер, Леви-Стросс, Элиаде, Пропп. Архаическое мышление является целостным. Оно не сепарирует конкретное от абстрактного, означающее от означаемого, реальное от нереального. При архаическом мышлении мир опознаётся, как нечто, обладающее личностью или её подобием, следовательно, с миром можно войти в контакт посредством определённых практик. Сказанное не растворяется в пустоте, а остаётся в жизни и наполняет её. Поэтому для архаика любой предмет, символ или событие имеют серьёзнейшее значение, ибо миф пока что не отделен от реальности.
Но что будет, если приложить модель архаического мышления к российской политике?
Действительно, почему высоконазначенные российские чиновники годами не называют А.Навального по имени? Объяснения найти вроде бы нетрудно. Во-первых, называешь «политика» публично, значит расцениваешь его равным себе. Во-вторых, «электорат телевизора» вдруг узнает о существовании антагониста (хотя бы декларативного) действующей власти. «Поэтому» В.Путин никогда не произносил имени А.Навального, но даже Д.Медведев, получив для этого повод (знаменитый уже ролик) напрямую имени обвинителя не назвал. Когда премьер «отчитывался» перед Думой, какой-то депутат от КПРФ всё же упомянул А.Навального, что сразу вызвало необычную реакцию: «Я не буду специальным образом комментировать лживый продукт политических проходимцев, и считаю, что уважаемая мною партия КПРФ тоже должна от этого воздерживаться». Володин срезонировал: «Кстати, один раз уже страна от этого пострадала. В первую очередь, КПСС. Поэтому выводы надо делать». Жириновский возопил: «Вы, Коломейцев, назвали фамилию этого авантюриста, и журналисты только это обыгрывают». И точку подвёл Зюганов: «Раскол в стране усиливается, страна продолжает нищать. 40% граждан с трудом сводит концы с концами. Озлобленность нарастает. А вы говорите, что все у нас хорошо. Совсем это не так. Уже новый фюрер появился».
Удивительное единодушие для столь разных людей. Словно А.Навальный – это Тот, Кого Нельзя Называть. Происходящее уже не объяснить рационально, как простое нежеланием PR-ть соперника (так и представляется, как Зюганов PR-ит структуру, которая может сделать ролик на 20 000 000 просмотров). Это даже не объяснить демонстрацией имени оппозиционера аудитории телевизора – тот А.Навального регулярно упоминает, и очередная его критика погоды бы не сделала. Но почему тогда имя оппозиционера отказываются называть столь разные чиновники и лидеры думских фракций? Да потому что имя Навального из простого политического символа стало табу.
Согласно классику Джеймсу Фрэзеру цель табу в изоляции объекта, от которого исходит либо опасность, либо сакральность. Фрейд видел в табу отражение особых амбивалентных психологических состояний. Культурная антропология, в лице Бронислава Малиновского, рассматривала табу как форму социального контроля. Ну и, конечно, все версии вместе – самый распространённый сегодня вариант.
Но табу не следует понимать только лишь как запрет. В Полинезии, откуда учёные выудили понятие табу, оно действительно означало «запрет» и противопоставлялось чему-то обыденному, разрешенному, но запрет табу это не то же самое, что и моральный или законодательный запреты. Это не религиозный запрет в том смысле, что людям его не дали также, как дали скрижали Моисею. Ведь табу древнее религиозных систем. Табу не соотносится с текстуальным или вербальным кодексом этики или морали – табу ничто не поясняет, в отличии от того, как подзаконные акты поясняют законы. Моральный запрет всегда имеет основание. Табу же основания не имеет, но для тех, кто живёт в его власти, основания не требуется – это нечто само собой разумеющееся. Нечто, которое запрещает само себя.
Объяснять табу – это как объяснять абстракцию. Табу – это пробел между словами, это ненапечатанный знак, это оксюморальное дорациональное мышление, когда свиньям завязывают морды, чтобы они не хрюкали в специальные дни. Попытки как-либо объяснить табу это всё равно что попытки объяснить зоновские запреты. Почему раньше на малолетке, если вдруг пролетает самолёт, нужно было залезть под стол? Потому что нужно. Ну почему? Зачем? Для чего ещё плошку надо было на голову нахлобучить? Да ни почему, просто нужно залезть под стол и сидеть, пока не пролетит самолёт. То есть понятно, что табу это форма социального поведения, но это всё равно необъяснимый дорациональный жест.
Характерен пример с табу на употребление свинины. Его часто пытались объяснить рационалистически: мясо свиньи переносит паразитов, которые в жарком климате смертельно опасны для человека и вообще это тяжёлое, нехорошее мясо. Но современная биология доказала, что свинина не так «тяжела», как о ней думают, а холестерина в ней меньше, чем в говядине. Если же мы откроем роман Вальтера Скотта «Приключения Найджела», то ближе к концу прочитаем пространную речь: «Шотландцы вообще не едят свинины, разве это не странно? Некоторые думают, что шотландцы что-то вроде евреев. Сходство действительно есть, вы не находите, сэр?». Но ведь Шотландия северная страна и там нет жары, от которой бы свинина быстро приходила в негодность и становилась опасной! А в соседней Англии свинину вполне себе ели. Противостояние дошло до такой степени, что в ходе Английской революции шотландцы называли англичан «едаками свиней», а англичане распевали песни, что шотландцы это горские евреи, которые боятся свинок. Дело и не в нечистоплотности свиней – их прекрасно разводили как многие кельты, так и римляне с греками. Почему эти культурные народы, многократно превосходившие свинобоязненных кочевников и горцев в деле чистоты и гигиены, не отпугнула грязная свинья? Неизвестно. Дело даже не в иудаизме, ибо архаический запрет на свинину существовал у семитов и до книги Левит. А в своём двенадцатитомнике Фрэзер упоминал, что жрецам и лидерам иерархий на Лоангском побережье (Центральная Африка) запрещалось не только есть мясо, но даже смотреть на многих животных, в т.ч. свиней. Почему на них смотреть-то было нельзя? Да потому что дело не в чём-то рациональном. Никто из учёных до сих пор точно не смог объяснить, почему и как возник запрет на свинью. Ведь табу необъяснимо. А если объяснение всё же появилось, значит исчезло само табу.
В этом отличие табу от запрета морального, логического или религиозного. Табу неотделимо от Системы. Его нельзя взять и представить перед зрителями, потому что табу не предполагает зрителей. Табу можно только проживать.
Именно поэтому можно предположить, что никакого специфического указа, разосланного Зюганову и Володину о том, что нельзя упоминать имя Навального, не существует. В них просто сработало древнее, архаическое, интуитивное понимание, что «этого» человека нельзя называть.
Но, как и латинское слово «sacer», аналог полинезийского табу, означающее одновременно «священный» и «проклятый», табуизация имени Навального автоматически наделила его этими же качествами. Теперь он для кого-то Homo sacer (проклятый человек), а для других – человек священный. Идеальная иллюстрация магической концепции Джеймса Фрэзера (пусть и справедливо дополненной и окритикованной): табу изолирует от общества объект, от которого исходит либо священное, либо проклятое. Даже если Система воспринимает А.Навального именно как негативное, как то, что может её поколебать (поэтому его и надо ограничить), то вышло ведь совсем наоборот. Слишком многие уже обратили внимание на замалчивание имени Навального. Политическая тусовка чётко артикулировала, что сверху повеяло чем-то магическим, полинезийским «моа» и «ноа», священным и простым. Рациональной тактикой было бы как раз смешение имени Навального с Альбацами и Кацами, Немцовыми и Кохами, Рыжковыми и Акуниными, будничное, обыденное упоминание оппозиционера. Тогда бы он не получил sacer-статуса. Но уже поздно. Как только В.Путин публично произнесёт имя Навального вслух, то из ничего взорвётся бомба – священное\проклятое разорвёт цепи табу и станет равным своему врагу, о чём сразу же напишут немало текстов.
Следует задаться вопросом: а почему так вообще произошло?
Дело, как это не неожиданно, в большевиках. Их социалистическая Революция произошла не в передовой стране, а в полупериферийном обществе. Оно было частично приведено к современности, о чём свидетельствует Петербург, Менделеев или самолёт «Илья Муромец», но примерно 80% страны на тот момент жили в абсолютно ином, архаичном деревенском укладе. Поэтому резкая, форсированная, догоняющая модернизация, которую провели большевики, сделала Россию не столько индустриальным обществом, сколько обществом послетрадиционным. Со всеми вытекающими пережитками. Большевистский опыт стал примером для значительной части мировой полупериферии и периферии – там тоже попытались построить модерновое общество из общества традиционного. В итоге всё равно получилось общество послетрадиционное, которое, даже частично переходя к послеиндустриальным структурам, всё равно сохраняет внутри мощный мутагенный заряд традиционности. Поэтому общества Китая, СНГ или Венгрии гораздо неоднозначней и необычнее, чем более стабильные общества Западной Европы.
Разобравшись с табу и Тем, Кого Нельзя Называть, обратимся к другим примерам архаизации российской политической тусовки.
Какая первая реакция следует на любое политическое событие в России? Закрутят гайки! Взорвали исламисты метро – закрутят гайки! Прошёл митинг – закрутят гайки! Кто-то кого-то расстрелял – закрутят гайки! Елена Воробей справила юбилей – закрутят гайки! Это вообще шизоидный вредоносный вирус, который поразил население похлеще гриппа. Как бы понятно, что есть события после которых ужесточаются те или иные законы, но истерия пользователей стала настолько глобальной, что следствие начинает предшествовать причине. Метро взорвали чтобы закрутить гайки. Хорошо, а до этого, получается, гайки были не закручены? Или Системе не хватало могущества закрутить гайки просто так, без всякого взрыва? То есть это даже не мышление уже, а извращённые формы анимизма или пантеизма, когда во всём происходящем, от брусчатки до мошонки, видят силу закручивания гаек.
Другой момент – это постоянно переносящаяся черта или точка невозврата, после которой Россию или режим ожидает крах: Чечня, дело ЮКОС-а, война с Грузией, жесточайший кризис 2009 года, протесты 2011-2012 годов, война на Украине, санкции, потом Сирия… Каждый раз постановляется – всё, точка невозврата пройдена и конец режима неизбежен также, как снег зимой, но что-то ничего такого пока что не просматривается. Лучшая иллюстрация здесь – это статья С.Белковского «Режиму Владимира Путина приходит конец» от 2003 года, где неглупый, в общем-то, человек с умным видом рассказывает, как Путин не смог привлечь на свою сторону силовиков и потому будет съеден олигархами: «Кремлевские источники утверждают, что сценарий смены власти в стране повергает президента в уныние, близкое к отчаянию. Он то и дело покрывается потом, невесело поругивая злокозненного Ходорковского. Но может ли всесильный глава государства хоть что-нибудь сделать в этой ситуации? Путину практически не на кого опереться. Верные спецслужбы уже разочаровались в идее повышения собственной роли и вполне готовы пойти на компромисс с источниками больших денег».
Не правда ли знакомое утверждение? Показательно архаическая цитата. Она строится на неназванных кремлёвских источниках (т.е. «на деревне дедушка сказал») и дологических утверждениях (т.е. «так будет, потому что я в это верю»). Здесь вина не только шаманов, которых по недоразумениям называют экспертами, но и самой российской Системы, которую очень трудно проанализировать, потому что проанализировать можно Систему, где всё решают институализированные структуры, поддающиеся счёту и законным алгоритмам. Но если все важные решения принимает ограниченный круг лиц, а то и одно лицо, то ни о какой аналитике речи уже не идёт. В лучшем случае это гадания или пророчества. Поэтому почти все российские политологи или эксперты являются кем-то вроде колдунов и специалистов по бараньим лопаткам.
Но они всё равно любят «прогнозировать» будущее. Проблема в том, что «эксперты» постоянно делают это от противного, от апокалиптического внешнего условия вроде Д.Трампа. Судьбами пользователей овладевают не они сами (хотя бы в самой близкой перспективе), а внешний предопределённый порядок. Власть, вихри мирового кризиса, фашисты, заговорщики, НАТО, пятая колонна, мракобесы и т.п. и т.д. Пользователь теряет субъектность и начинает зависеть от внешних сил также, как древние люди зависели от капризов погоды. Особенно демиургические черты приобретает В.Путин, который начинает предопределять чуть ли не движения планет. Прямо возвращение во времена, когда удар молнии или затмение влияли на жизнь целого племени, остановившегося на ночь в пещере.
А где обитает нынешняя оппозиция? В основном в Сети, о которой уже достаточно написано, что она возрождает или изменяет архаическое мышление. Во-первых, это мышление коллективное, мышление через скрепляющий символический стереотип (через фетишизацию белой ленточки, к примеру). Во-вторых, это упрощение общения, когда через «)))))» или «лол» выражают какие-то мысли. Пишет кто-нибудь сложный текст, а в ответ «>», выделение одного предложения и невысказанное утверждение того, что этим всё сказано. Но что сказано? Почему всё должно стать ясно? А ни почему – архаичный пользователь уверен, что одним знаком высказал какую-то объективную вещь, но она очевидна лишь для его племени, формирующегося на основе провластных или невластных стереотипов. В-третьих, для архаического мышления свой это только тот, кто полностью разделяет определённый набор ценностей. Любой, кто этот набор не разделяет, тот чужак, тот из вражеской пещеры. Поэтому архаик всегда демонстрирует лояльность своему племени («я, как либерал», «я, как русский писатель», «я, как борец с режимом» – у пользователей нет смелости определить себя через «Я», а не через внешнее условие), иначе другие члены племени могут подвергнуть архаика изгнанию, без которого в Сети публичному пользователю не выжить. В-четвёртых, архаик верит не фактам, а личным ощущениям – если сказать ему, что даже сейчас ВВП по ПСС у Польши и России примерно одинаков, то в ответ последует, что я верю своим глазам и знаю (либо знаком с поляками, либо тётя из Кракова, либо квартировался месяц в Варшаве), что в Польше люди живут в пару раз лучше, чем в России. И никакими объективными данными архаика не переубедить, потому что «он видел» и «он слышал». В-пятых, архаическое сознание убеждено, что реальность не отделена от мифа, а раз она не отделена, то на неё можно воздействовать магическими практиками, главное подобрать нужное сочетание знаков, правильную технологию или достоверный ритуал, который волшебным образом укрепит или скинет власть. Главное – взять штурмом Рейхстаг или прокричать, что «Путин должен уйти».
На этом перечень архаичных практик, свойственных российской политической тусовке, не исчерпывается. Мы продолжаем жить в послетрадиционном обществе, которое в крупных городах перерождается в послеиндустриальную структуру. Появляются совсем уж странные сообщества, но главенствующий принцип российской архаики неизменен со времён XII таблиц: «Кто перелезет изгородь – sacer esto – да будет проклят».
Как и всякая вещь на свете, архаическое мышление выглядит хорошо на своём месте. Вот как в замечательном фильме «Там, где мечтают зелёные муравьи». Австралийcкие аборигены отстаивают свою землю не потому что там лежат кости их предков, а потому что муравьям иначе будет негде мечтать.
И вот такая архаичная политика исключительно хороша. |
Читать 
